Алгебраист - Страница 63

Собеседники, которых насельники находили приемлемыми, приходили и уходили.

Насельники принадлежали к медленным — категории видов, которые существовали миллионы лет. Те, кто посещал насельников и разговаривал с ними, с кем они были готовы обмениваться информацией, обычно принадлежали к быстрым: этот вид часто исчислял время своего цивилизованного существования в десятках тысячах лет, а иногда и того меньше. Насельники терпимо относились и к другим видам медленных и разговаривали с ними, хотя обычно это происходило менее регулярно и часто. Подозревали, что насельники, невзирая на всю их вошедшую в поговорки толерантность (ни один из видов не колонизировал галактику со средней скоростью менее одного процента от световой — не считая времени остановок, — если только его представители не обладали исключительным терпением), могли утомляться от разговоров с видами, пришедшими побеседовать с ними, и, выбирая в собеседники исключительно быстрых, гарантировали себе, что им не придется слишком долго выносить приставания тех, кто вызывает у них единственное желание — увидеть поскорей их спину. Подожди немного, и (глазом не успеешь моргнуть, по насельническим меркам) их назойливые гости эволюционируют и выйдут из этого докучливого периода своего развития.

В течение последних полутора тысяч лет (а этого едва хватало насельнику на то, чтобы глазом моргнуть) представители человеческого рода считались приемлемыми наперсниками для насельников Наскерона в системе Юлюбиса. Наскеронцы относились к ним достаточно толерантно, находили их общество приемлемым, почти всегда гарантировали им безопасность, и попытки людей говорить с насельниками и разрабатывать их неизмеримые (хотя и вызывающе причудливо организованные и каталогизированные) залежи информации наталкивались лишь на самое формальное сопротивление, самые невинные способы пустить по ложному следу и самые нерешительные обманные стратегии.

Тот факт, что заинтересованным представителям человеческого рода подобная игривая неразговорчивость, малозаметная застенчивость и легкий, едва заслуживающий этого названия обструкционизм казались препятствием чрезвычайной сложности, плодом неистощимой, дьявольской изобретательности, как раз и демонстрировал различия между теми, кто занимался этим на протяжении практически всего существования вселенной и кто — менее двух тысяч лет.

Пробовались, конечно, и другие методы.

Подкупить существа, считавшие концепцию денег всего лишь забавной, оказывалось фактически нереально. Иногда возникало впечатление, что власть у насельников распределяется более или менее случайно, а авторитет и престиж зависят почти исключительно от возраста индивида; в такой системе и не найти рычагов влияния.

Время от времени какой-нибудь вид прибегал к альтернативному методу, пытаясь силой оружия взять то, что наблюдатели пытались выудить из насельников вежливыми, но настырными расспросами. Было обнаружено (разными существами и многократно), что сила на насельников практически не действует. Они не чувствовали боли, считали, что собственное гарантированное существование (а если вывести их из себя, то и существование других) — дело третьестепенное, и, казалось, были проникнуты — явно на клеточном уровне — убеждением: единственное, что имеет и когда-либо имело значение, это некая уникальная для них ценность, особая, измеряемая в баллах разновидность почета. Один из определяющих принципов ее, судя по всему, состоял в следующем: если какой-либо внешний фактор пытается повлиять на них, все, кого эта ситуация касается, должны противиться ему до последнего дыхания.

Насельники теперь, как и прежде, были почти повсюду. За прошедшее время они кое-как научились вести войны, и, хотя их военные машины считались такими же ненадежными (и эксцентричными в плане конструкции, изготовления и обслуживания), как и любая другая их высокотехнологичная продукция, это никак не означало, что оружие насельников не было смертельным — напротив, было, причем для любого противника и на пугающе огромном расстоянии.

Порой над насельниками могли возобладать другие виды. Планетная популяция насельников в таком случае уничтожалась и газовые гиганты снимались с орбиты, становясь сырьем для одного из тех чудовищных мегапроектов, на которые были падки главным образом быстрые, явно лишь потому, что это было им по силам. Однако в долгосрочной перспективе результат обязательно был неблагоприятным.

Решиться на войну с расой столь распространенной, древней, раздражительной и (когда это им требовалось) целеустремленной нередко означало, что как только (или много времени спустя) вам начинало казаться, будто пыль давно улеглась, прошлое похоронено, а все эти прискорбные споры поросли быльем, вдруг откуда ни возьмись в вашей родной системе появлялась маленькая планета, сопровождаемая целым стадом лун, которые в свою очередь были окружены множеством обломков размером с астероид, располагавшихся в ворсистом коконе из бесчисленного множества довольно-таки увесистых булыжников, а те в свою очередь были облеплены роями еще меньших камушков, и все это безумное сборище двигалось со скоростью, настолько близкой к световой, что любые превентивные меры, какие успевали принять даже самые осторожные и внимательные виды, сводились лишь к удивленному выкрику — местному эквиваленту выражения «это что еще за херня?!», после чего они исчезали во впечатляющем смертоносном пламени.

Ответный удар (если оставался кто-то, способный его нанести, и несколько таких попыток предпринималось) неизбежно приводил к чрезвычайно кровавой войне на истощение, в ходе которой наступало осознание истинных масштабов насельнической цивилизации (если только ее можно было назвать цивилизацией) с ее неизмеримо долгим прошлым, а значит, возможно, и будущим. Это действовало отрезвляюще на тот вид, который имел глупость поссориться с насельниками.