Предварительный отчет о наскеронской катастрофе снял с его концерна многие обвинения: не обнаружилось ничего, кроме некоторых бухгалтерских ошибок — вполне естественных при спешке и аврале, чего и следовало ожидать в условиях чрезвычайного положения вроде нынешнего. Иными словами, весь этот фарс со сражением на регате был домашней заготовкой военных недоумков, как с самого начала и говорил Салуус. Частично вследствие этого Салууса ввели в командно-планирующую структуру Юлюбисской Меркаторианской администрации и даже довольно регулярно приглашали на заседания Чрезвычайного военного кабинета.
Это было разумно и, помимо всего прочего, щекотало его самолюбие, а он был достаточно высокого мнения о себе, чтобы понять и принять справедливость такого решения. И конечно, это еще прочнее привязало его к иерархической системе, еще больше сблизило с правящими структурами и лицами, усиливая его стремление сражаться за сохранение власти Меркатории. Если плохие ребята все же вторгнутся и захватят власть, то Салуусу будет труднее развести руками и заявить, что он всего лишь скромный кораблестроитель, который теперь имеет честь предложить свои услуги новым хозяевам.
И тем не менее близость к верховной власти, доступ к ней и — в известной мере — возможность манипулировать ею грели Салуусу душу. А если бы все же случилось худшее, то он ведь не символизировал старый режим, как другие члены военного кабинета, а контроль над «Кегаром» делал его ценным союзником для любого, кто возглавляет систему. Ну что ж, он будет действовать по обстоятельствам. И потом, у него уже намечен маршрут бегства. Чем дольше откладывается вторжение Отъединения Э-5, тем ближе контрудар Меркатории, а тогда ему лучше всего исчезнуть на то время, пока плохие ребята будут укрепляться и налаживать свою оборону. (Теоретически считалось, что они не знают о приближении флота Меркатории, но слухи об этом тоже успели просочиться, а потом, их союзники запредельцы наверняка что-нибудь им да шепнули.)
Если спрятаться проще, то Салуус спрячется. Он попытается поучаствовать в партизанской деятельности с как можно более безопасного расстояния, и когда Меркатория снова возьмет власть в системе в свои руки, он сможет выставить себя героем, а не трусом, которого волнует только собственное благополучие. Однако наилучшая стратегия иногда состоит в том, чтобы держаться подальше от места событий, если последние приобретают опасный оборот. В одном из его секретных цехов строился очень быстроходный корабль, и Салуус был исполнен решимости ни в коем случае не допустить этот образец до действительной службы или даже до военных испытаний. Если понадобится, он унесет ноги на этом корабле.
И, как это ни удивительно, огромную помощь оказывала ему женщина, представленная ему под именем Ко, когда она была с Фассином Тааком (теперь она пользовалась своим настоящим именем — Лисс Алентиор). Он, наверное, влюбился в нее. На самом же деле он влюбился в нее настолько сильно, что его жена — невзирая на ее собственные многочисленные связи на стороне — в первый и единственный раз проявила некоторые признаки ревности. (Лисс сама предложила выход из создавшегося положения, хотя эта идея пришла в голову и ему, по крайней мере в виде фантазии. А потому теперь у них была довольно милая и возбуждающая семья на троих.)
А если конкретнее, то Лисс оказалась неболтливой наперсницей и надежным советчиком. За последние месяцы, сумасшедшие, а нередко отчаянные, когда Салуус не знал, как реагировать на те или иные события, он несколько раз советовался с ней — иногда в полуофициальной обстановке своего кабинета, в самолете или в корабле, а иногда в постели, и она знала, что нужно делать, если не сразу же, то спустя ночь-другую, по размышлении. Она была осторожна на боязливый кошачий манер; она знала, как устроены люди, в какую сторону прыгнут — подчас это было почти телепатией.
Салуус изобрел должность для Лисс, сделав ее своим личным частным секретарем. Его секретари по связям с общественностью и бизнесу чувствовали себя уязвленными, но были достаточно умны и приняли новую сотрудницу с напускным благодушием и соблюдением внешних приличий, никоим образом не пытаясь подорвать ее статуса. У Салууса было ощущение, что они, каждый в отдельности, точно оценили положение Лисс и поняли, что любой выпад против нее обернется против них самих.
Поначалу его собственная служба безопасности относилась к Лисс с подозрением, обнаруживая в ее прошлом следы всевозможных неприятных событий, а потом — подозрительную неопределенность. Но в конечном счете ничего достойного осуждения и явно ничего хуже того, что творил Салуус в ее возрасте. Она тогда была молода, обуреваема страстями, якшалась со всякими сомнительными типами. Он тоже. Ну и что? Он осторожно расспрашивал ее о прошлом и вынес впечатление, что там были боль, драмы и неприятные воспоминания. Он не хотел причинять ей еще больше боли избытком любопытства. Это позволило ему исполниться чувством, будто он ее спас почти невыносимо галантным способом.
Раньше она была неплохим журналистом в одном техническом журнале, а перед этим — балериной, актрисой, держала гостиницу и занималась массажем. Салуус оторвал ее от всего этого. Она выглядела гораздо моложе своих лет тем вечером, когда Фассин познакомил их (Салуус решил, что будет страстным поклонником этой мудрой головы на молодых плечах), но теперь она выглядела еще лучше, приняв его предложение пройти лечебный курс, который не могла себе позволить до их встречи. Лисс была ему благодарна, хотя ни разу не сказала этого напрямик (это нарушило бы те отношения, что установились между ними), но иногда он читал это в ее глазах.