Алгебраист - Страница 81

— Благодарю вас, архимандрит, — сказала она.

Тем не менее он улыбнулся.

— Вы останетесь? Мы устроим банкет в вашу честь. У нас здесь, среди звезд, так мало поводов для торжества.

— Это и в самом деле большая честь, архимандрит. — Маршал снова чуть кивнула.

«И за обедом мы попытаемся обследовать мозги друг друга, — подумал он. — Боже мой, какой снобистский досуг. Лучше уж дайте мне каждый день по планете на разграбление».

* * *

«Вы представляете себе, где мы находимся?» — послала сигнал полковник с помощью точечного лазера. Они решили, что это наиболее безопасный способ связи.

«Зона ноль, экваториальная, — послал Фассин. — Мы немного опережаем последний сильный шторм и находимся в десяти — двадцати тысячах километров за Ушной гирляндой. Я проверяю последние данные, загруженные перед отправкой».

Они плыли в медленном водовороте, вокруг неторопливо устремляющихся вверх аммиачных паров диаметром с небольшую планету, примерно в двух сотнях километров ниже верхней кромки туч. Температура снаружи была по человеческим меркам относительно приемлемой. Почти на всех газовых гигантах были слои — места, где человек теоретически мог существовать без всякой защитной одежды. Конечно, при этом необходимо было находиться в лежачем положении, в ванне с противоударным гелем или чем-то подобным, потому что при весе в шесть раз больше того, к которому был приспособлен скелет, любые движения и даже просто вертикальное положение становились весьма проблематичными; легкие нужно было наполнять жидкой дыхательной смесью, ведь дышать приходилось смесью газов, в которой кислород присутствовал лишь в следовых концентрациях, а реберным и грудным мышцам — функционировать в гравитационных тисках, и, кроме того, требовалась защита от ливня заряженных частиц. И все же среда была, насколько это возможно для подобных планет, благоприятна для человеческих особей.

Полковнику Хазеренс показалось здесь жарковато, но как ирилейтка она должна была чувствовать себя более комфортно ближе к вершинам туч. Она уже громко сообщила, что э-костюм у нее целехонек и может защитить ее где угодно, начиная от космического вакуума и кончая погружением в наскеронскую атмосферу на десять тысяч километров, где давление в миллион раз сильнее того, что действует на них теперь, а температура немного превышает температуру на поверхности звезды Юлюбис. Фассин предпочел не затевать спор «а мой лучше», хотя его собственный газолет тоже был вполне надежен — правда, на таких глубинах он не испытывался.

Он попытался связаться с Апсилом на челноке, но услышал только треск. Пассивная позиционная решетка, образуемая экваториальными спутниками, функционировала, но охват уменьшился, и связь стала неустойчивой: значит, некоторые спутники отсутствовали или не работали.

На Наскероне или любом другом газовом гиганте важно было знать, в каком месте ты находишься, но это было еще полдела. Планета имела твердое каменное ядро — сферическую массу диаметром приблизительно в десять земных, находящуюся под семьюдесятью тысячами километров водорода, гелия и льда, и встречались пуристы, которые называли поверхностью планеты переходный участок между каменным ядром и слоем водольда, царство высокой температуры и высокого давления. Но нужно быть завзятым педантом, чтобы даже делать вид, будто принимаешь такое определение всерьез. За слоем водольда (в физическом смысле — льда, потому что вещество находилось в твердом виде, сжатое колоссальным давлением, но тем не менее температура его превышала двадцать тысяч градусов — удивительно много для человеческого представления обо льде) на сорок тысяч километров простирался металлический водород, который затем на протяжении целых десяти тысяч километров постепенно переходил в молекулярный водород. Этот слой при немалом воображении можно было назвать морем.

А еще выше в относительно тонких (всего несколько тысяч километров), но все же необыкновенно сложных слоях, уходящих в космос, и находились районы, где обитали насельники, — в поясах, что оборачивались в разных направлениях, и зонах быстро вращающихся газов, которые (волнуемые большими и малыми штормами, омываемые приливами, украшенные гирляндами, полосами, штангами, жилами, вуалями, колоннами, глыбами, полостями, водоворотами, вихрями, перьями, фронтами сдвигов и тектоническими шквалами) опоясывали планету. Там, где жили насельники и где все и происходило, твердой поверхности не было, как не было ничего, что могло бы продержаться более нескольких тысяч лет, кроме газовых лент, бесконечно проносящихся друг мимо друга, огромных крутящихся колес атмосферы, вращающихся, как плохо нарезанные зубцы в недоделанной коробке передач, имеющей в поперечнике сто пятьдесят тысяч километров.

Согласно договору, экваториальные спутники отслеживали усредненную эволюцию широкой экваториальной зоны, устанавливая нечто вроде стационарного набора параметров, относительно которого можно было вычислить все остальное. Но все же неясностей оставалось немало. Не было определенности. Зоны и пояса, при сравнительной стабильности, смещались друг относительно друга с совокупной скоростью, которую люди привыкли называть звуковой, и границы между ними постоянно изменялись, разрываемые яростно закручивающимися потоками, или сжимались и разрушались гигантскими штормами вроде Великого красного пятна на Юпитере (Солнечная система), которое бушевало между зоной, двигающейся в одну сторону, и поясом, несущимся в другую: подобие громадного сплющенного вихря, захваченного бешеным столкновением противоположных потоков, что зарождались, безумствовали и медленно рассеивались на протяжении тех веков, когда человечество имело возможность наблюдать за ними. На газовом гиганте все вращалось, эволюционировало или просто появлялось и исчезало, а потому любые человеческие представления о поверхностях, территории, земле, море и воздухе лишались здесь основания.