Алгебраист - Страница 208

208

Он повернулся и посмотрел на нее. Она была рада, что в его глазах, несмотря на все испытания, светятся искорки.

— Ну, что? Все еще думаешь, что я спятил? — спросил он.

Она улыбнулась:

— Думаю.

Они сидели в ярком, хотя и тесноватом командном отсеке «Экофобиана», штурмовика запредельцев — военного корабля средних размеров, расположившегося в половине световой секунды от Наскерона и подключенного к уже совсем неработоспособному газолету посредством сдвоенного микроспутника размером с глазное яблоко. Спутник этот находился точно там, где должен был находиться днем ранее, когда Фассин сигналил ему с высокой платформы в Квейбрее.

Они, как это ни удивительно, все еще получали основные телеметрические данные с разбитого газолета, хотя и без сенсорики. Аппарат был сильно покорежен.

На боковом экране застыла последняя картинка, посланная газолетом: Сетстиин наводит здоровенный пистолет прямо на объектив камеры, и в самом центре темного ствола возникает крохотная вспышка света. Фассин кивнул в сторону этого экрана:

— Спешу добавить, что в целом это не отвечает нормам насельнического гостеприимства.

— Я уже догадалась. Ты уверен, что ему просто не надоело тебя слушать?

— Я вполне серьезно.

— Серьезно? Как ты называешь этого типа со здоровенной пушкой?

— Аун, — сказал Фассин, и в голосе его теперь слышалась усталость. — Ты мне веришь?

Помедлив, она пожала плечами:

— Тут я согласна с твоим воинственным другом. Я верю, что ты веришь.

Данные с газолета перестали поступать. Главный офицер связи подалась вперед, манипулируя голограммами над одним из дисплеев.

— Это не газолет отказал, — сказала она им. — Это они сбили микроспутник. Быстро работают. Предлагаю немедленно делать ноги.

— Всем приготовиться, — сказала капитан. — Держитесь крепче.

По мере ускорения корабля их притиснуло к спинкам, придавило, а потом впечатало в сиденья, и офицерам приходилось воздействовать на пульты управления индукционными наводками, а не физическими манипуляциями. Вся подвешенная на карданах сфера командного отсека принялась вращаться, частично компенсируя давление, сжавшее им грудь.

— Так вы это серьезно говорили, мистер Таак? — спросила капитан: голос ее дрожал, преодолевая тиски ускорения.

— Угу, — вот все, что мог выдавить из себя Фассин.

— Значит, существует тайная сеть древних насельнических червоточин, соединяющая — что? — все их газовые гиганты?

Фассин набрал в грудь столько воздуха, сколько мог, и произнес:

— Именно так. — Еще один вдох. — Вы отправили… все то, что мы получили с газолета… вашему высшему командованию?

Капитану удалось рассмеяться.

— Такому, какое у нас есть, — да.

— Черт! — срывающимся голосом сказал офицер защитного комплекса. — Автоматическая наводка. — Они услышали его тяжелое дыхание. — Высокоскоростная, зараза. Нам от нее не уйти. Осталось четырнадцать секунд!

— Взрываем все, — решительно сказала капитан. — Команда на отделение. Рискнем — поболтаемся в космосе. Надеюсь, «Импавид» рядом.

— Перед отделением надо изменить курс, или нас посечет осколками, — сказал офицер-тактик.

— Принято, — сказала капитан. — Жаль. Всегда любила этот корабль.

«Экофобиан» заложил крутой вираж, и Фассин вырубился, так и не почувствовав взрыва расстыковки.

Каботажник «Импавид» подобрал сферу командного отсека три дня спустя.

* * *

— Тайнс, — сказал Салуус Кегар и улыбнулся. — Привет. Так приятно снова тебя видеть. — Он подошел и обнял ее.

Тайнс Йарабокин удалось выдавить из себя улыбку. Она прибавила к своей форме старомодную официальную фуражку и теперь использовала ее как предлог, чтобы не отвечать на его объятия с таким же воодушевлением — да и как это сделаешь, прижимая фуражку локтем к боку? Но Сал, казалось, все равно ничего не заметил. Он отодвинулся, посмотрел на нее:

— Да, много воды утекло. Рад, что ты вернулась.

— Так здорово возвращаться домой.

Они находились в ангаре принадлежащего гвардии комплекса временного заключения «Ось-7» на трехколесном орбиталище вблизи Глантина. Салууса держали здесь последние несколько месяцев, пока власти не решат, поверить в историю о его похищении или считать это бегством, может, даже предательством.

Он согласился на все и десяток раз подвергался сканированию мозга — более чем достаточно, чтобы рассеять все сомнения, будь ситуация рядовой; и конечно же, у него были связи и друзья в высоких сферах, которые при обычных обстоятельствах были бы только рады осторожно шепнуть словечко в благорасположенные уши. Но возобладало ощущение, что обстоятельства чрезвычайные, что Сал достаточно богат и в состоянии себе позволить технологии и методики, которые могут обдурить мозговые сканеры, что и сами заморыши могли имплантировать ему в мозги вполне убедительные ложные воспоминания, и в любом случае, когда Салуус, казалось, переметнулся к агрессору, поднялся большой шум. Так что выпустить его теперь тихо-мирно, только потому, что его вроде бы не в чем упрекнуть, сочли неправильным.

Когда Салуус исчез, судя по всему сбежав к неприятелю, его семье и собственности не поздоровилось: все структуры Юлюбисской Меркатории обрушились на него с обвинениями, тяжесть которых определялась не только тем, что наконец появился кто-то, на ком можно отыграться, но и нравственным негодованием. Те, кто прежде числил Сала среди друзей и был завсегдатаем многих его семейных домов, вдруг решили, что обязаны считаться с общественным мнением и собственным категорическим неприятием предательства (не говоря уже о необходимости заботиться о своем будущем социальном положении и карьере), а потому соревновались в том, кто выльет больше грязи на негодяя-изменника. На голову Сала в его отсутствие сыпался натуральный дождь желчной клеветы. В конечном счете его заключили под стражу не столько за преступления, сколько ради его же безопасности.

208