«Об этом не говорилось».
Фассин ничего не сказал.
Безграничная вера в Правду имела и потенциально неприятные последствия. Одно состояло в том, что в случае прекращения имитации вместе с ней полностью прекратят существование и все обитавшие в ней индивиды. Если симуляцию отключат, то все находящиеся в цифровом субстрате умрут. Не будет никакого повышения, никакого освобождения, никакого возвращения в больший и лучший внешний мир — не исключено, что наступит массовая и полная аннигиляция.
Кроме того, в кажущемся реальным мире некоторые полагали, что Правда подразумевает одобрение собственной аннигиляции, что она молчаливо одобряет убийство и геноцид. Из чего вытекало, что если один из способов увеличения числа истинно верующих состоит в проповедовании, убеждении и обращении, то другой — в уменьшении числа тех, кто упорно отказывался признать Правду, и при необходимости это уменьшение может происходить путем убийства. Из этого вытекало, что момент истины, откровение и избавление для всех может наступить не тогда, когда скептик станет верующим, а вместе с последним вздохом последнего неисправимого язычника.
«Штормолом» погрузился в огромную серую стену более густой тучи и скрылся из виду. На стапелях и катерах стали загораться огни. Скоро уже можно было различать кое-что, но безумная всепоглощающая какофония газового потока и рева двигателей делала звуковой разговор почти невозможным. Вокруг Фассина и полковника в сгущающейся темноте по всем поверхностям стучал метановый град.
«Пожалуй, нам пора внутрь», — сказала полковник.
«Аминь».
На следующий день состоялись учебные стрельбы — экипаж и орудия «Штормолома» готовились к военным действиям. Айсулу, Хазеренс и Фассину позволили смотреть из наблюдательного купола башни в передней части корабля — временной конструкции, выступавшей из бронированного передка дредноута наподобие алмазной капельки. Там же находились несколько любопытствующих гражданских лиц, главным образом администраторы различных городов, куда «Штормолом» наносил визиты вежливости во время последнего длительного мирного периода. Среди ВИПов парили, держа подносы с едой и напитками, одетые в форму детишки-стюарды.
Впереди сквозь десятикилометровую дыру в тучах они видели объект, похожий на небольшой синий корабль, — цель, которую тащил на буксире другой дредноут, находившийся еще дальше впереди, в сотне или более километров.
«Штормолом» вздрогнул всем корпусом, и мгновение спустя раздался страшный грохот. В небе под и над ними появились десятки инверсионных следов, огромные гребни из переплетенных тонких газовых струй устремились вперед вслед за едва видимыми черными точками ракет, сходящимися на пути к цели. Экраны, вделанные в каждое углубленное сиденье, показывали (если работали) увеличенное изображение голубой цели — она сотряслась, когда ее полый корпус был пробит ракетами. На короткое время стали видны входные отверстия, которые тут же закрылись.
Послышались беспорядочные восторженные выкрики немногих присутствующих насельников, обычно имевших скучающий вид. Эти звуки утонули в щелчках двупальцев, требующих услуг официантов.
— Я так у вас и не спросила, — сказала Хазеренс, наклоняясь к Айсулу, который выдувал пурпурные колечки из курительной трубки. — А из-за чего ведется эта война?
Айсул резко повернулся, делая вид, что его внешние сенсорные органы пытаются сфокусироваться на полковнике.
— Из-за чего? — переспросил он с недоуменным видом. Выгоревший пруток, прикрепленный к трубке, с громким хлопком погас. — Из-за того, что две… гмм… противостоящие группы… так сказать, насельников решают… гмм… сражаться. Сражаться! Да, обычно из-за каких-то разногласий, и… они используют для этого оружие, пока та или иная сторона… Я что сказал, что обычно бывают всего две стороны? Да, по-моему, это близко к обычному количеству. Что-то вроде кворума, так сказать. Хотя…
— Мне не нужно определение войны, Айсул.
— Не нужно? Прекрасно. Я подумал, что у вас такое тоже случается. Кажется, войны есть почти у всех.
— Я хотела узнать, в чем разногласия в данном случае. Какова причина этой войны?
— Причина? — Вид у Айсула был явно удивленный. Он вразвалил назад в своем углубленном сиденье, насколько то позволяли размеры последнего; корабль в это время сотрясся от очередного залпа — на этот раз с обоих бортов. — Гм, — сказал он, отвлекаясь на танцующие точки ракет, за которыми разворачивались инверсионные следы. — Я уверен, что таковая существует… — Он начал что-то бормотать.
Хазеренс поняла, что уже получила от него максимум возможных сведений, и, видя, что он снова принялся посасывать трубочку, откинулась к спинке сиденья.
«Формальные насельнические войны — это что-то вроде дуэлей в гигантских масштабах, — сказал ей Фассин; полковник слегка повернулась к нему. — Обычно они связаны с какими-либо эстетическими разногласиями и нередко становятся последним этапом в споре о планетопланировке».
«Планетопланировке?»
«Обычно разногласия возникают по поводу числа поясов и зон у планеты. Как правило, одна сторона настаивает на четном количестве, а другая — на нечетном».
«Планетопланировка? — повторила полковник, словно не расслышала в первый раз, — Никогда не думала, что на газовых гигантах возможна планировка».
«Насельники утверждают, что могут менять число полос у планеты, если для этого есть достаточно времени. Никто не видел, как они это делают, но от этого ничего не меняется — они продолжают утверждать, что могут. Но дело ведь не в том, могут или не могут, а в самом принципе. В каком мире мы живем — вот в чем вопрос».